наступила такая тишина в

Словно бы в ответ Валерий сказал:

— Вот сад шумит… А мне — все равно. Мне ни к чему… Длить свое существование.

Он сказал это просто, но прозвучало оно для Грека укором, горьким укором, хотя его вяны тут не было. Хотя Валерий смотрит на него, как на врага,— да, на врага, ведь это они быстренько выдали Лину за другого.

Василь Федорович сидел с тяжелой душой, а сад под ветром шумел жизнерадостно, и, разлагая, в широких листьях ветка подносила недозрелые, но уже розовеющие яблоки к самым их лицам. Наверно, поэтому он но нашел других слов, кроме самых общих,— о необходимости лечиться от любой болезни, об успехах современной медицины. Валерий молчал — Василь Федорович исчерпал взеь запас надежных аргументов, махнул рукой и ушел.

И всю дорогу видел перед собой молодой сад п одинокую фигуру и чувствовал, как рвется сердце.

Долго расхаживал по дому, голову ломило. Фросина Федорочна ушла куда-то по вызову. Зинка гоняла по улице, Лина, пришедшая недавно, что-то разыскивала в своей прежней комнате.

— Слушай, дочка,— сказал ori, становясь на пороге. — Может, я делаю великую глупость… Но пускай лучше глупость, чем обман. Один раз это уже случилось. И вышло что-то не то… — Г рек потер подбиродок, а Лина отложила книжку и смотрела на него снизу вверх испуганно. — Я не знаю, как тебе быть… Ничего я не знаю. Но не сказать не могу. Да и ты все равно узнаешь и проклинать будешь нас, а может, и себя всю жизнь. Неправда — все! Валерий… ну, он не с другой, он тебе не захотел связывать руки. Он болен. Неизлечимо болен. Спрятался на чердаке и Пиег какие-то травы да лечится голодом.

Василь Федорович понурил голову.

— Может и помереть там. Потому что при этой хвороЬе необходимо усиленное питание… Его из больницы ищут… Я вот был у него, да он меня не послушал.

Наступила такая тишина — в комнате, в ней самой, что Лина слышала, как кровавая змейка обежала ее сердце. И как из темного омута выплыли слова, которые Валерий сказал в последнюю встречу: «Человек одинок. У каждого своя смерть. Никто никому не поможет». Она тогда удивилась, не поняла, приняла это как одно из его высокомерных мудрствований. «У каждого своя смерть!» Никто ему не поможет. Потому что его смерть уже рядом, а ее — кто знает где, она не может этого понять, а если и поймет, если примет его боль как свою, тогда примет и его муку, а он этого не захотел. О боже, какая она глупая, какая жестокая!.. И как он мучается. Мучается из-за нее. И как она его любит! Любит, любит! «Я же его бросила… это хуже, чем измена…»