На мгновение Кунице даже стало жаль Грека. Но вспомнил его выступление на бюро, разговор по телефону, неуступчивость и непримиримость Василя Федоровича и демонстративно спрятал письма в папку. А Василь Федорович поискал в столе сигарету, углубленный в свои мысли, невидяще пощупал на столе, поднялся и вышел из кабинета. Куница решил, что Грек пошел за спичками, но в этот день он его больше не увкдел.
Лучше всего избавиться от обиды, уйдя в нужную работу, в любые хлопоты. Забот у Василя Федоровича — полон мешок, запусти руку, вытащи первую попавшуюся — и хватит до вечера.
Нынче самая его главная забота — комплекс. Вот он и сел в машину, поехал на стройку. Рабочий люд трудился вовсю, и кто-то торчал среди канав, как аист среди кочек. Уже издалека он узнал Тимофея Безродного, парторга. Высокий, голенастый, тот и вправду смахивал на аиста. Еще и какая-то чернобелая кацавейка на плечах, потрепанная, но модная. А сам белый, как молоком облитый, почти безбровый — древлянин, полещук от роду-кореня.
— Чего торчишь тут — спросил Грек, вылезая из машины. — Потерял что-нибудь?
— Да вроде того,— в тон ему ответил Безродный.
— Нашел?
— Еще нет. Авось вы поможете.
Он называл Грека на «вы», а тот его на «ты», так уж повелось между ними с самого начала.
— Что же мы должны найти?
— Человека.
— Кажись, был уже один, что искал человека с фонарем в руках среди бела дня, не Диогеном ли его звали? Не родич ли твой?
— Дальний. Он-то искал одного человека, а мы должны будем найти двадцать доярок. Сдается, сами их и потеряли.
— Горюшко,— деланно ударился в панику Грек, но сразу же перешел на серьезный тон: — Что там у тебя, выкладывай.
— Пересматривал план комплекса… Все там в порядке… Коровам будет хорошо.
— Ну? А для кого же мы строим?
— Оно-то так. Коровам хорошо, а людям? Не очень-то принимали их в расчет инженеры, которые планы рисовали. Сами знаете, нет работы трудней, чем у доярки. И грязней…
— В плане есть душевая…
— Душевая есть… А надо, чтобы стояла и печка теплая, и могла бы доярка скинуть ватник да надеть белый халат. То есть чтобы был свой шкафчик и тумбочка и чтобы поставили мы для нее телевизор… А тут нагорожено всяких чуланчиков да каморок для инвентаря, для бидонов, для…
Грек сбил на затылок фуражку, пристально посмотрел на Безродного.
— Слухай, Безродный…
— Я-то Безродный,— сразу перевел разговор в другую плоскость парторг. — Мне что… Мне ничего не надо… А ют дояркам…
— Ты уже посчитал каморки? Сколько их?
— Да около десятка. Половина ненужных. Хотите, покажу прямо тут, на плане? Оно, может, и рано подымать шум…
— Где там рано,— почему-то сердито хмыкнул Василь Федорович. — Еще чуть — и будет поздно.
Сердился он на себя, и Безподный понял это.
Они долго ходили по котловану, по кирпичной кладке, сверяясь с планом, который прихватил Безродный.
— Будем перепланировать,— наконец решил Грек. — Натер ты мне перцу в нос. Но хорошо, что ты, а не доярки. Те натерли бы покруче. Надо же .. Черт бы побрал этих планировщиков… Сами для себя планируют кабинеты — как конюшни, а людям скупятся отвести лишний метр. — Он помолчал и повел дальше: — Хлебнем мы с тобой лиха на этом комплексе. Наши фермы рушить я не дам. Сначала проведем только рекочетрукцию. Из кирпича молока не выдоишь.
