я я бы тебе под ноги кожухи

Теперь она уже никогда ие говорила: «Проводи меня, Володя, а то я одна боюсь. — И лукаво скользнув по нему взглядом: — Или уже кому-нибудь подрядился?» Теперь она прятала от него глаза. Ведь догадывалась обо всем, ведь чувствовала перед ним вину… Эта любовь разъединяла его и с Валерием. Он все еще иногда заходил к нему, но говорить им было не о чем. И Греков Володя теперь проведывал не часто. Разве что по приглашению Фросины Федоровны, она явно сочувствовала ему, но это не радовало.

Володя уже давно стоял на краю дороги, но девушка не видела его. Ей в это время казалось, словно она идет по дну глубокого оврага, выжженного солнцем, и вздымаются с обеих сторон высокие серые стены, и стоит немыслимая жара.

В эту минуту она и заметила Володю.

— Чего это ты тут бродишь? — спросила. И была такая красивая среди молодого льна — стройная’ крепкая, с гордо закинутой Маленькой головкой, с чистым лицом, на котором серпиками выгнулись черные бровки,— что у него в глазах потемнело.

— Картошку пропалываю.

— Ия тоже… насчет картошки дров поджарить. Думала, заманил кого-то в лесок.

Володя тупо молчал, а она в этот момент была жестока и натянута.

— С кем же я… — осмелился наконец он.

— Что, девчат нету? — И шла напролом дальше: — Чего ж ты не женишься?

— А ты… чего? — выдавил он, сраженный ее тоном.

— Никто сватать не хочет.

Он понимал, что это шутка, да еще злая по отношению к нему, пускай никогда ни единым словом не обмолвился он ей про свою любовь, она знала об этом и так. И, обиженный, Володя повернулся, чтобы уйти, но она остановила его:

— Видишь, только я повела разговор всерьез, тикаешь. Не хочешь посвататься?

— Ты… ты не смейся,— стиснул он кулаки, и его глаза заблестели. — Если уж я… если сосед…

— А я не смеюсь. — Ее твердый, точеный подбородок был вздернут кверху, и на лице застыла решимость.— Ты бы взял меня?

У Володи перехватило дыхание. Он смотрел в Линины глаза, в пугающую глубину, но смеха там не было.

— Не хочешь сказать…

— Да я… Ты… зачем? — все-таки не верил он. И сразу рванулся к ней телом, взглядом, всей сутью. — Ты же знаешь.

На ее лице не дрогнула ни одна жилка.

— А может… Я была… с кем-нибудь?

— Ну… и все равно.

— И будешь мучить, упрекать…

Ему казалось, он понял все.

— Я— я бы тебе под ноги кожухи стлал.

— Пойду по ним. Нет, не было у меня ни с кем… ничего серьезного. Ничего…

На секунду настала неловкая тишина. Володя просто не знал, что ему делать. Все случилось так неожиданно… Надо было сказать что-то — много, все, что носил в себе так долго. Подойти бы к Лине, обнять ее или хотя бы засмеяться счастливо, а ему не хватало ни слов, ни смелости. Он просто не представлял, как обнимет Лину. Стучало, как молот, в груди сердце, и что-то кричало в нем: «Моя, 1 моя»,— а головой все не мог поверить, и далеко, будто в клейком тумане, шевелилась некая вялая мысль, что все случилось слишком трезво, заданно. Тогда он спросил: