Горелый поманил его пальцем и, когда он наклонился, прошептал: «Тебя хотя — убить. Может, ты и заслуживаешь, но я решил тебя предупредить». Васкль Федорович удивился, что Горелый заговорил, Хигел поблагодарить, но тог повернулся и, высоко вздернув лысую, как колено, голову, пошел по узкому длинному коридору. У Грека болел висок; слева, то ли в печи, то ли — неизвестно где, тлели уголья, от них тянуло угаром и грозило огнем, но это теперь было на втором плане, а угроза смерти — на .первом, рядом, и Згсиль Федорович решил пойти в кладовую и взять топор. Он скользнул с посмели на пол, тихо пошлепал р конец коридора. И только дошел до кухоньки, как оттуда вышел Горелый и длинным мясницким ножом ударил его в грудь. Еще до удара Василь Федорович увидел нож, и понял, что спасения нет, и сообразил также, что Горелый его обманул, прикидывался все ьремя, а теперь выманил из комнады, сделав вид, что уходит, а сам спрятался на кухне. Что-то загорелось у Василя Федоровича под сердцем, и он проснулся. Сбросил с себя одеяло, действительно было жарко, но глаз не открывал, понимал: еще рано. Взяла досада, что его обманули, пусть и во ewe. И затянутая дремотой мысль тоже, к его досаде, подсказала, что в человеке гнездится что-то такое, что воюет против него. Недаром многим снится, что они падают в колодец. Отчего так? Это мое тело, мое сердце, мои клетки и мой мозг, но что-то в этом мозгу начудило, пошло почему-то против себя. Почему? Откуда такие фантазии? Может, оттого, что вчера он услышал про суд, который состоится над двумя полицаями в Широкой Печи? Они принимали участие в страшной акции сорок третьего года на их земле, родом оьи из Широкой Печи, но скрылись далеко, в Карелии, и их только теперь случайно нашли. И вот вчера он снова думал про тот страшный день и про отца, но Горелого не вспомнил, ни разу, и, может, сам мозг улавливает глубоко запрятанную связь?
