— Гляньте, а говорили, что его отец… — прорвалось у кого-то за спиной, и на него цыкнули.
<Он там, с ними»,— проговорил Василь Федорович мысленно, словно отдавал отцу тюследнее «прости».
Ратушный заыел к Дащенко, когда тот заканчивал разговор с председателем колхоза из села Сидоры, что за Десною. Дащенко прихлебывал из стакана крепкий, как деготь, чай, а председатель из Сидоров потел и краснел да утирался грома иным платком. Видать, беседа была крепче чая.
Председатель вышел, а Ратушный побарабанил пальцами по столу.
— Я. бы так не смог.
— Чего не смогли? — удивился Дащенко.
— Разговаривая с кем-то, пить чай. Или уж вдвоем, или…
— Ему еще чаю! — возмутился Дащенко. — Ему бы сыворотки месячной закваски. От него перегаром… Дыхнет — мухи падают. За то и отчитывал.
— Все равно некультурно.
— Ему та культура .. — с досадой махнул рукой Борис Ларионович. — Вы сами не за такое позавчера объявили строгача Берестову?
— Объявил. Хотел даже из партии… И все-таки это не одно и то же. А вот у вас, я это замечаю не впервые, все-таки не хватает этой вот самой… теплоты.
— Я не в кочегары готовлюсь,— не стерпел Дащенко.
— А мы не котельню строим. Ее мы уже построили. Ну, не обижайтесь,— сказал он примирительно.— Еду в «Дружбу». Там начали копать картошку. И льны уже созрели. Не хотите со мной?
— Это… предложение?
— Товарищеское приглашение.
«Знаешь ведь все наперед, хочешь ткнуть меня носом»,— подумал Дащенко.
— Я… одним словом, признаю и так. Можно мне завтра, отдельно? — посмотрел он на первого, но не заискивающе, хотя и признавал свою ошибку. — Похожу сам, посмотрю, подумаю..
— Может, это и правильней,— согласился Ратушный. — У каждого своя мудрость. Как и ошибки.
Как только Грек перешагнул порог своего кабинета и поздоровался с Ратушным, секретарша подала ему телеграмму. Грек прочитал, положил во внутренний карман пиджака. В его сухом, обветренном лице ничего не дрогнуло. Он ничего не сказал, а Иван Иванович не любил выведывать чужие тайны.
Они поехали на картофельное поле. Четыре комбайна шли один за другим, и пыль стояла такая, что издалека можно было подумать — бушует пожар. В этой зйвирюхе едва были заметны люди — трактористы и комбайнеры,— их можно было узнать по искоркам сигарет, которые тлели в зубах, видно, только пообедали и докуривали на ходу; автобус, который привозил обед, зеленел в конце борозд.
