По серой пашне ходили с корзинами женщины, подбирая мелкую картошку, которая выпадала сквозь железные сетки, рядом с комбайном ползали — тракторы с прицепами. Ратушный остановил на дороге один прицеп, который поворачивал в село.
— По скольку?
— По четыреста двадцать, хоть и мелкая,— блеснул зубами тракторист и включил — скорость.
Василь Федорович молчал.
— Мелкая. И все же по четыреста двадцать,— сказал Ратушный. — А у ваших соседей самое большее по двести пятьдесят. — Помолчал и добавил: — Одним словом, вы снова ча коне.
— Вы того коня знаете,— с отсутствующим видом сказал Грек.
— Знаю. А вот как пересадить на него других?
Василь Федорович пожал плечами. Это движение имело несколько значений: не все сразу, нужна крепкая база, риск, научная основа, новые методы руководства. Ратушный все это понимал и сам. из-за этого дальше и разговора не вел.
Комбайны сделали еще один круг, а когда разворачивались на дороге, один из них остановился. Молодой, крепкий комбайнер, согнувшись по-медвежьи, что-то дубасил стальным ломом.
Ратушный и Грек подошли к комбайну.
— Что это вы делаете? — спросил секретарь райкома.
— Железяка застряла,— не поднимая головы, ответил Володя Огиенко. — Тут их до черта.
— Откуда?
— Говорят, большие бои происходили. Уже сто раз землю перевернули, а железо до сих пор йз нее прет.
Ратушный долго стоял, задумавшись.
— Железо до сих пор из нее прет,— повторил он и посмотрел на Греха. — Но мы его все-таки похороним окончательно. И оставим только память о великом и вечном. ОI подвигах… Да и о страданиях тоже. Чтобы помнили, какой ценой зевое^ацо счастье. Вы… эту цену знаете сполна. Я рад, что имя вашего отца доброе и славное.
Володя взглянул на Грека и отвел глаза. Он бил ломом, но уже не видя к\да. Вспоминал… Может, о том, как председатель, рассердился на его интервью, а может, как тянул его на буксире в дождливую ночь, а может, про Лину, которая сказала, что окончательную правду ей поведал отец. Она тогда сидела перед ним, пришибленная и грустиая, но и счастливая. «Прости, Володя! Я плохая… Плохая потому, что не доверилась сердцу… Что сбила с колеи твою жизнь. Ты хороший… Я знаю, простить нельзя. Но и жить вечно в обмане — тоже».
