Десять лет назад Василь Федорович принялся стягивать в колхоз хвосты. Именно не коров, а хвосты, тысяч шесть. Он тогда не думал про породу. Коровы — это навоз, навоз — урожай, урожай—• корм для скота, который отдаст молоком и мясом. Простой вроде бы цикл, но невероятно трудный на деле. Нынче молочная река «Дружбы» самая полная в области, небось может поспорить с Лебедкой. А тогда колхоз тянул назад весь район. Ох, как колебался и переживал Иван Иванович! Помимо всего прочего, «Дружба» ведь тормозила, тянула назад и служебную карьеру Ратушного. Именно карьеру, в этом нет ничего худого, это только борзописцы изображают в очерках секретаря только как секретаря, словно бы он не человек, словно не стремится к большему. Ох, сколько это Ратушному стоило! Но Грека не остановил и не дал раздробить другим. Почти все районное руководство советовало Ратушному снять председателя «Дружбы» с должности, никто не верил в этот эксперимент. Он один поверил и поддержал. А нынче против хлеборобской системы «Дружбы» восстали все научные сельскохозяйственные учреждения области, да и не только области, немало районных руководителей пророчат близкий упадок «Дружбе», а у Ратушного Василь Федорович всегда находит поддержку. Так разве не на одном пастбище пасут они свои отары! «Славный человек Ратушный,— невольно подумал Василь Федорович,— славный и умница…» Кто бы другой потерпел, что он сейчас вытворяет? Он кобенится, уязвляет секретаря, да еще в присутствии корреспондента, а Ратушный пошучивает. Вроде бы ничего не случилось. А если взорвется?
«Ну и пускай… Ого-го, мне есть с чего больше взрываться,— снова загорелся Грек. — Славньш-слав-ный, а Звезду отнял. Мог бы и прикрыть все, затереть… Или хоть рявкнутп на писак…» Конечно, он, Грек, немного и сам виноват. Вчера приехал с областного семшгара Безродный, секретарь парткома колхоза, и с ходу, как говорится, с налету, выпалил:
— Наломали мы с тобой дров…
— «Мы, мы»! — прикрикнул Василь Федорович. — Говори уж «ты»! Ругай. Помню, как ты упирался. Сейчас же напишу докладную в райком, что ты ни при чем.
Безродный стоял растерянный и обиженный (трудно было устоять под — натиском председателя) и смотрел на него такими глазами, что Грек в конЦе концсв смутился, махнул рукой:
— Ну, «мы»… Чуток наломали.
Вот это все припомнил Василь Федорович и, прибавив шагу, нагнал Ратушного в нескольких меграх от машины.
— Так… что вы хотели сказать, Иван Иванович?
— Да уж в другой раз. Под хорошее настроение…
— Настроение — дело такое… Его почти никогда нет,— рассудительно отметил Василь Федорович. — А работать надо.
— Тоже правда,— согласился Ратушный. — Надо. Я вот сам… Что то старые болячки разбередились… Даже была мыслишка… На какую полегче работу, а может, и на пенсию.
«Так вот почему катил на меня бочку Куница,— моментально соединил это с недавним бюро райкома Грек. — Дащенко-то меня недолюбливает…» И ему стало стыдно за свое сегодняшнее поведение и захотелось извиниться перед Ратушным.
