Шевелий любил напускать туману. Хотя читал он свою историческую книжку, читал внимательно и, что особенно удивляло Валерия, выписывал журнал «Вокруг света». Собирался помирать, а в мир всматривался зорко.
— Расскажите, деда, — попросил он тихо.
— Про что? — пыхнул тот дымком.
— Про что знаете…
— Э, Валера, я много знаю,— не похваляясь, а только как бы утверждая, сказал дед. — А чего тебе приспичило? Времени у меня на россказни осталось мало.
Валерий хотел сказать, что у него еще меньше осталось слушать, но промолчал.
— Ваш табачок — зеленец еще не высеяли,— ответил сельской присказкой. — Вот подлечите радикулит…
— Есть на свете болезнь, которую нельзя подлечить.
— Какая?
— Старость.
— Не только старость,— думая о своем, хмуро молвил Валерий.
— Когда-то все болезни лечили,— возразил дед. — Хотя народу мерло-и больше. Наш земский — он перед самой войной помер — своего брата даже от рака вылечил. И не только брата.
Валерий вздрогнул. Он не поверил деду, но любопытство взяло верх.
— Как же он его лечил?
— Голодом. Голодом все внутренние болезни можно превозмочь Только эю очень трудно. ’Мало кто выдерживает. Чтоб и крохи хлеба в рот не взять.
Валерий почувствовал, как у него что-то напряглось внутри, а потом отпустило, и стало жарко, и лоб оросило потом. И уже не столько от Шевелиелых слов, как от мысли, что он тоже читал об этом. Эту теорию оспарив&ли, даже высмеивали, но приводили и ее итоговые данные: перестройка организма, полная и резкая перестройка, она заставляет организм жить по-новому, даже порождает новые клетки и новую кровь. Так вот чего все эти дни искала его мысль, вот зачем рыскала в пустоте, в которой, он знал, что-то лежит! Он шел к ней, искал ее. А почему бы не попробовать? Ведь он ничего не теряет.
Так-таки ничего?
Валерий почувствовал такое напряжение, что у него даже потемнело в глазах. И потерял нить, уже и не пытаясь припомнить содержание прочитанной когда-то брошюры, потому что все касающееся его болезни помнил хорошо Можно было решать не здесь, пойти и обдумать все в одиночестве, но он боялся, что, потеряв время, больше его не аернет. Это мгновение веры, надежды.— оно уже не повторится. Им надо жить и дальше. Или похоронить надежду.
Только теперь он понял слова хмурого врача: — Для самозащиты». То есть больной может искать средства лечения сам, даже вопреки им, врачам. Или отдать предпочтение одним лекарствам и врачам перед другими. Само слово «самозащита» было страшным. Тем, что ты оставался один. Но и таило в себе какие-то искорки надежды.
— А ты, парень, вроде немного хворый,— заметил Шевелий. — Может, застудился?
— Застудился,— хрипло ответил Валерий.
— Так вот я сейчас принесу тебе липового цвету. Заваришь круто и выпьешь. Выспишься — как рукой снимет.
