только теперь он понял слова хмурого врача для

Шевелий любил напускать туману. Хотя читал он свою историческую книжку, читал внимательно и, что особенно удивляло Валерия, выписывал журнал «Вокруг света». Собирался помирать, а в мир всматривался зорко.

— Расскажите, деда, — попросил он тихо.

— Про что? — пыхнул тот дымком.

— Про что знаете…

— Э, Валера, я много знаю,— не похваляясь, а только как бы утверждая, сказал дед. — А чего тебе приспичило? Времени у меня на россказни осталось мало.

Валерий хотел сказать, что у него еще меньше осталось слушать, но промолчал.

— Ваш табачок — зеленец еще не высеяли,— ответил сельской присказкой. — Вот подлечите радикулит…

— Есть на свете болезнь, которую нельзя подлечить.

— Какая?

— Старость.

— Не только старость,— думая о своем, хмуро молвил Валерий.

— Когда-то все болезни лечили,— возразил дед. — Хотя народу мерло-и больше. Наш земский — он перед самой войной помер — своего брата даже от рака вылечил. И не только брата.

Валерий вздрогнул. Он не поверил деду, но любопытство взяло верх.

— Как же он его лечил?

— Голодом. Голодом все внутренние болезни можно превозмочь Только эю очень трудно. ’Мало кто выдерживает. Чтоб и крохи хлеба в рот не взять.

Валерий почувствовал, как у него что-то напряглось внутри, а потом отпустило, и стало жарко, и лоб оросило потом. И уже не столько от Шевелиелых слов, как от мысли, что он тоже читал об этом. Эту теорию оспарив&ли, даже высмеивали, но приводили и ее итоговые данные: перестройка организма, полная и резкая перестройка, она заставляет организм жить по-новому, даже порождает новые клетки и новую кровь. Так вот чего все эти дни искала его мысль, вот зачем рыскала в пустоте, в которой, он знал, что-то лежит! Он шел к ней, искал ее. А почему бы не попробовать? Ведь он ничего не теряет.

Так-таки ничего?

Валерий почувствовал такое напряжение, что у него даже потемнело в глазах. И потерял нить, уже и не пытаясь припомнить содержание прочитанной когда-то брошюры, потому что все касающееся его болезни помнил хорошо Можно было решать не здесь, пойти и обдумать все в одиночестве, но он боялся, что, потеряв время, больше его не аернет. Это мгновение веры, надежды.— оно уже не повторится. Им надо жить и дальше. Или похоронить надежду.

Только теперь он понял слова хмурого врача: — Для самозащиты». То есть больной может искать средства лечения сам, даже вопреки им, врачам. Или отдать предпочтение одним лекарствам и врачам перед другими. Само слово «самозащита» было страшным. Тем, что ты оставался один. Но и таило в себе какие-то искорки надежды.

— А ты, парень, вроде немного хворый,— заметил Шевелий. — Может, застудился?

— Застудился,— хрипло ответил Валерий.

— Так вот я сейчас принесу тебе липового цвету. Заваришь круто и выпьешь. Выспишься — как рукой снимет.