Валерий вернулся в сумерках. Он не пошел домой, к Сисерке, а стороной обминул колхозное подворье, Тулаи — дальний угол села. Тропкой поднялся к саду, что чернел в сумраке молодой листвой, сбросив под ноги белую свадебную сорочку цветения. Невидимая, недоступная ни взгляду, ни прикосновению, там уже билась новая жизнь.
Валерий не думал об этом, он вообще ни о чем не думал, видел все и не видел ничего. А может, ничего уже и не было? Нет, все-таки было, оно проникало в мозг, в поры, в уже больную кровь и сбивалось в две глыбы — белую и черную, белую и черную.
Тот момент, когда он отказывался верить, та ошеломляющая и страшная минута осталась позади, теперь перед ним протянулось нечто серое, безликое, полное боли и немого вопля. Там, позади, была не минута, а черная кайма, черная щель длиной в полтора дня.
Ему все что-то нездоровилось, часто кружилась голова, часто охватывала слабость — несколько раз засыпал среди бела дня, однажды даже за столом.
И он решил пойти к врачу. Постеснялся обратиться в их сельскую поликлинику (может, потому, что там работала Линина мать), поехал в районную, где бывал до армии. Сдал анализы. На следующий день, как только переступил порог, его перехватила молоденькая смешливая лаборантка и потащила за собой.
— Я вас жрала. Пойдемте, сделаю повторный анализ крови, а то у меня такое получилось, такое,— засмеялась она,— что с работы выгонят. Сорок шесть тысяч лейкоцитов вместо четырех по норме.
Это было как выстрел в темном коридоре в упор. Смех лаборантки прокатился морозом по коже, и он так стиснул ей руку, что она охнула, хотя и поняла, пожатие по-своему. Эти сутки, сутки ожидания, и были самыми страшными: напрасная борьба надежд и безнадежности, самообмана и страшной правды.
Еще когда болела мать, Валерий проштудировал все доступные ему материалы о ее болезни, знал симптомы и течение — все, что ждало теперь его. И все-таки надеялся на ошибку лаборантки. Бродил по городу, и надежда, словно сломанное крыло, то с болью взметалась, то опять поникала в бессилии. На другой день, переходя улицу перед поликлиникой, он почувствовал, как подкашиваются ноги. Страшным был этот путь — через дорогу, по ступенькам, по коридору, к лаборатории. Девушка, убегая глазами в сторону, сказала, что анализ передала врачу.