у него перед глазами заметались какие то белые

— Я ждала тебя вчера,— сказала она тихо.

— Я вчера и вернулся,— ответил он.

— Я не знала,— прошептала она.— Я догадалась только сегодня.

— О чем догадалась? — вздрогнул Валерий.

— цто ТЬ1 здесь. И что… тебе тяжело. Если бы я могла тебе чем-нибудь помочь?..

Он молча покачал головой.

— …взять на себя частичку твоей болп.

— Не надо,— попросил Валерий.

— Хорошо, не буду,— согласилась она.

— Ты добрая, я знал об этом всегда,— сказал он.

— Не знаю,— ответила она. — К тебе… Я не могу не быть доброй. Я ни на что не надеялась и не надеюсь… Потому что… не имею на тебя права. И все обо мне выдумали.

— Право? Мы сами не знаем, что это такое,— вяло ответил он. — И кто его имеет… Какие силы. И в чем оно.

— Может, в нас самих?

— Может быть. Но мы… не одинаковые в каждое мгновение.

— Если бы одинаковые, это было бы плохо…

Они долго лежали так и говорили, и потом он не мог вспомнить, о чем. Рая была первым человеком, который вошел в его боль, наверно, поэтому все права были на ее стороне. Права жалеющего, любящего сердца.

Он почувствовал на щеке ее дыхание и потянулся к ней сухими губами. Она не отклонилась, ответила на поцелуй мягко, но сдержанно. Она и вправду не собиралась его соблазнять. Она искренне жалела его и любила. У него перед глазами заметались какие-то белые полосы и перехватило дыхание, а руки сами притянули ее ближе. Еще черными точками летели куда-то мысли, но они уже словно оторвались от него, не владели им. Он чувствовал у своей груди ее грудь и уже словно бы нес ее куда-то — легкую, теплую, нежную.

Он проснулся, как и накануне, в первый момент тем, бывшим Валерием, но этот момент был еще короче вчерашнего. Еще несколько пробуждений, и иллюзия исчезнет совсем. А может, подумал он, пускай быстрей и исчезает? Чтобы только не этот удар молотком по голове, прыжок из сна в пропасть. Болезнь, одиночество… А потом еще что-то. Как мутный снимок. Валерий еще не знал, что это. Оно привлекало, утверждало в чем-то, а еще больше — волновало. И вдруг обожгло. И пропало все: печаль, боль, страх. Обожгло раскаянием и стыдом.